Лето было акварельным. Почему-то душа запросила этих мягких послушных красок. Писалось хорошо и радостно. Вот они - стоят полукругом в белых паспарту неяркие, неброские акварельки: голубое прозрачное небо, рыжие глинистые обрывы над берегом реки, одинокий гуляющий конь в буйной траве, чуть помеченное кистью сельское стадо, гнущиеся под ветром острые камыши с бархатом початков.

Не Кипр, не Мальдивы, не Куршевель - свои, родные места, ничуть не уступающие по красоте заморским дивам, милые сердцу...

Среди обступившей тебя красоты можно только молчать. Мастерская художника. Мастера. Со стены между двух зашторенных окон смотрит молодой Левитан. Стоят мольберты с начатыми работами, скульптурные композиции, какие-то фигуры из белого гипса, вазы, полные цветов - живые натюрморты. Убранство мастерской завершает мощная компьютерная техника с большим экраном.

Здесь Владимир Николаевич Раздобарин творит искусство живописца, учит детей рисовать и лепить фигуры. И этот запах краски…

Атмосфера места. Она охватывает вас уже у ступенек парадного входа в школу № 27, где слева от него вы прочтете вывеску о том, что здесь располагается музей известного живописца, курянина Александра Дейнеки, чьим именем названа школа, и продолжается, пока ты, поднявшись на второй этаж, попадаешь в просторный холл перед мастерской с копиями живописных работ Дейнеки и скульптур. А потом пройдешь по широкому светлому коридору, увешанному детскими работами.

Учитель и художник. Он с легкостью совмещает свою творческую натуру с педагогикой. Много лет.

Видимо, туда, в семидесятые, когда Владимир Николаевич, окончив худграф, пришел работать в школу, и уходит начало нашего знакомства. Потому что вспоминается какой-то старый канцелярский шкаф с оторванной дверцей, внизу которого валялся единственный натюрморт - рваный башмак. Это - все, что осталось ему в наследство от предшественника. Вспоминается, как молодой учитель ходил по соседним школам в поисках способных к рисованию ребят, чтобы набрать свой первый художественный класс.

Частый спутник по дорогам необязательных блужданий - старым дворам и улицам Курска, фетовским местам и Коренной, он стал близким другом нашей семьи. Общение не прервал наш многолетний отъезд на край земли у Тихого океана - город Владивосток. Дорогим приветом из Курска была присланная Владимиром Николаевичем картина - долина Кура.

Она и сейчас висит у меня над столом. Зима. Легкий иней на ветвях деревьев чуть-чуть розовеющего заката - любимого места моего мужа Владислава Николаевича Зубца, о чем он там, далеко от родного города, расскажет в своих книгах "Курских мимолетностях" и "Блюзах старого города".

Позже, когда автора книг не станет и они издавались уже здесь, на родине, Владимир Николаевич оформит их как художник. И будут в них и кущи долины исчезающей реки, давшей имя городу, и башня Уфимцева, и панорама монастыря в Коренной пустыни, и одинокий степной ветряк, и абрис усадьбы Фета - все, что наполняло сердце автора далеко-далеко от этих мест. Но это будет потом.

А тогда, много лет не видавшись, мы сидели у нашей общей подруги и Владимир Николаевич вынимал из сумки один за другим толстые альбомы.

- Это мой творческий отчет за эти годы,- сказал он.

Смотрю.

Пленер. На фотографии - ученики и учитель. Ярким пятном выделяется чья-то красная шапочка. Этюдники. Подпись - Германия. Германия? Но в альбомах и другие страны, где он побывал со своими воспитанниками или один.

Во Франции жил в доме у дамы в очень почтенном возрасте - 93-летней ценительницы живописи, в домашней галерее которой находилось около ста картин известных европейских художников. Дом с мансардой у базальтовой скалы. В подарок хозяйке написал акварель из окна. Она повесила ее рядом с европейскими знаменитостями. Как хорошо легла на желтый камень зелень кустов и большого дерева, как живописно увила лоза цветущих роз вырубленную в скале домашнюю церковь. Это - город Тур.

Незабываемые дни он провел в Жеверни, где жил его любимый художник Клод Моне. В Овере, Нидерландах как бы заново пережил драму Ван Гога. Здесь художник провел последние дни своей жизни и каждый день дарил миру шедевр.

А Италия с ее скульптурами и фресками великолепных соборов и галерей?

В Калифорнийский университет, где Владимир Николаевич вместе с курской делегацией принимал участие в диспуте о стереотипах российско-американсих отношений, он привез более ста детских работ. Образ Родины, написанный детскими руками, вызвал большой интерес. Для хозяев не менее любопытным было, наверное, узнать, как Америку видят юные куряне. На одном из рисунков, очень выразительном, ее символ - статуя Свободы, как еж, ощетинилась ракетами.

Принимая ответную выставку, в школе смогли лучше оценить свою систему художественного воспитания - работы гостей оказались беднее и тематически, и исполнительски.

Здесь, в Лос-Анджелесе, в знаменитом музее Гетти, собравшем шедевры со всего света, он увидел свою любимую картину - "Ирисы" Ван Гога. Счастливый случай - здесь он жил в доме дальнего родственника А.С. Пушкина, сохранившего и русский язык, и интерес к прародине. Архитектор по профессии, хозяин дома собрал богатейшую коллекцию произведений поэта на всех языках мира. Знакомство имело продолжение: он дважды побывал в Курске, что вызвало массу интересных мероприятий и встреч.

Другой, неизвестный мир. Он-то и помогает лучше увидеть и понять свое, родное. Париж. Узкие старинные улочки. Столики многочисленных крошечных кафе, где можно присесть и выпить бокал хорошего вина... Но жить там? Он не смог бы. Другие люди, другое небо. Не свое.

Вот оно, наше, курское, в солнечный день. Высокое голубое с легкими жемчужными облачками. Пошел дождь - в нем своя прелесть. Туман: "Господи, это же чудо для акварели!"

«Однажды, - рассказывает Владимир Николаевич,- я написал зимний этюд, и мои немецкие друзья прямо кричали от восторга: "Владимир, это же Зибирь, да? Зибирь?" Они очарованы Россией: на Западе живут очень рационально, он беден на впечатления. А у нас такая ширь..."

О шири. Якутия. Зеленые тона, экзотика для американцев. Ладога. Петербург. Карелия. Карпаты. Валаам. Нижний Тагил - там он родился. И близкий Льгов, где корни семьи Раздобариных и куда они вернулись, когда Володя закончил школу.

Итак, сузим ширь. Серия графических работ по Курску: "Весенний пейзаж", "Ледоход на Тускари" - угольный карандаш. "Кривец" -  как звучно передает предвечернее состояние сангина. Легкая, воздушная сиреневая река, написанная акварелью. Та же краска становится плотной, когда пишется ночь с редкими точками огней. Меловые тона озера - гуашь, акварель? Зеленые сумерки зимнего солнца и алые изящные маки. Ваза с ярким букетом - пастель. Перламутровое небо и уходящие в даль свечки дерев - скоро октябрь... Краски разные, техники разные, стиль - един, Раздобаринский.

Эти пейзажные работы удивительно хороши. Картины русской природы. Не всякий может и хочет это увидеть, глядя себе под ноги в поисках корма. Поэзию кисти, ее философские и лирические смыслы осознаешь очами души. Застывшая музыка старых особняков. Так и ждешь, как у Цветаевой, "Из какой-нибудь мансарды - флейта…"

Почему пишешь то или иное? Тайна искусства (любого) - в потребности откликаться на внутренний голос души. Как найти нужный язык в нотах ли, красках, словах для выражения ее тонких вибраций? По великому Кандинскому, картина возникает целиком из художника. "Хочется выразить невыразимое...", - признался как-то поэт Николай Рыленков, написавший чудные стихи о зимних синих сумерках. Как надо чувствовать голос красок, чтобы они зазвучали мелодией?

Впервые серию работ Владимира Николаевича "Музыка цвета" я увидела два года назад в выставочном зале Союза художников на Красной площади, и пока, удивленная и очарованная, стояла перед картинами, кто-то за моей спиной сказал: "Эти бы картины за бугром показать, большие денежки стоят".                                                                                                         

Это - в деньгах. А в ощущении счастья общения с миром художника? Одна из композиций так и называется "Птица счастья". Она как бы есть на полотне и как бы ее нет - лишь угадывается в ощущениях и чувствах художника, в волшебстве полета легкой кисти, дарящей счастье видеть это.

Какая музыка звучала в душе художника, когда он писал последнюю композицию: рояль и свечи, и старая палитра... Какое мощное крещендо красок! Бетховен? "Токката"? Послушайте, послушайте, звучит орган.

А как звучит место? Петербург с его дворцами и памятниками, Валаам? Или старые гиблые лестницы, идущие вверх от центрального рынка к Семеновской? В их причудливом изломе один из московских композиторов услышал интересные ритмы и написал музыкальную композицию. И разве не наш соотечественник, великий Скрябин, мечтал переложить свою музыку в цвет?

Художник создает свой мир. У редкого (не побоюсь этого слова) мастера кисти (резца - тоже) он навеян романтикой, рассказывает о прекрасном и зовет к высокому. В наше время искушений и вседозволенности гаражных выставок и биеналий, где куча мусора или старый унитаз приравнивается к творениям Микельанджело, его целомудренное искусство, как глоток свежего воздуха, как вызов грязному, физиологичному "новому" искусству.

На этой же выставке был представлен батик (редкий по нашим временам жанр): на шелке, цвета парусины, две ветки лиловых ирисов с легким мазком золота - глаз не оторвать. Работа старшей дочери Владимира Николаевича Леночки - Елены Владимировны Леонтьевой, увлекающейся флористикой и ведущей рисование в той же школе. В уголке для самых меньшеньких я нашла наивные и трогательные рисунки младшей дочери, Ольги. Той самой серьезной девочки с русыми косами, тихонько сидевшей рядом с отцом на нашей первой встрече. Теперь она уже пятиклассница, получает грамоты на городских, областных и российских выставках. Династия художников Раздобариных.

Выставка на Красной площади, считай, была творческим отчетом коллектива школы и самого художника, ставшего за это время заместителем директора по художественно-эстетическому воспитанию, заслуженным учителем РФ, отличником народного просвещения.

Два огромных выставочных зала - какое разнообразие тем и жанров - от карандашного рисунка до батика, мозаики, скульптур, витражей и фотографий. Работы не только учащихся, но и тех, кто окончил школу, поступил на худграф КГУ, в столичные вузы или стал художником. А кто не стал? Получил прививку от пошлости. Эстетический вкус, развитый в школе, полагает учитель, изменит качество их жизни, сделает мир разнообразнее и богаче.

Отчетливо помню, что, уходя с выставки, я не могла отделаться от удивления: и вся эта красота начиналась с того канцелярского шкафа с оторванной дверцей? Так измеряется масштаб личности художника, учителя, человека.

Заканчивая это маленькое путешествие в страну человека, с которым счастливо свела меня жизнь, не могу не сожалеть о том, как много в него не вместилось. Драматическая борьба, которую он вел 24 часа (такой был регламент) за Гран-при Эрмитажа - вырубал ледовую скульптуру, и получил ее, эту премию, за своего медведя. Поездки с ребятами в усадьбу художника Вячеслава Шварца, увлечение фотографией, ставшей в его руках высоким искусством.

В опустевшей на каникулы школе я застала Владимира Николаевича за подготовкой к осенней выставке - "Поэзия акварели". Перебирая лежащие на столе еще не убранные в паспарту акварельные листы, невольно думала: у каждой - свое настроение. Деревья в ветер как бы летят. Звенит ручеек подтаявшей льдинки. Пахнут горечью полыни и медом золотистых кашек травы. Какое буйство красок и как удивительно слилась жизнь художника с их мелодией!